Пока одни учителя в России участвуют в фальсификации выборов и оправдывают коррупцию, другие пикетируют госучреждения, объединяются в независимые профсоюзы и рассказывают школьникам о том, как себя вести во время задержаний.
Учителя и сотрудники администрации некоторых российских школ и вузов после акций протестов 26 марта проводят воспитательные беседы с учащимися. Чаще всего они рассказывают про оплаченные Западом митинги оппозиции и опасность развала России рукой Госдепа, а иногда и вовсе оскорбляют учеников, которые решаются спорить с ними. В Сети регулярно появляются видеозаписи, на которых преподаватели пытаются убедить студентов и школьников, что коррупция в России — это нормальное явление, а власть нужно уважать. Министерство образования и науки утверждает, что подобные псевдопатриотические беседы — это инициатива самих учителей, и открещивается от каких-либо директив сверху.
В общественной дискуссии такие уроки политвоспитания вызывают вполне ожидаемый шквал критики по отношению к современному учительскому сообществу. Преподавателей обвиняют в «сервильности и безнравственности», переходя к обобщениям и забывая о том, что многие учителя выходят и на митинги оппозиции.
В рамках проекта, посвященного образованию в СНГ, oDR пообщался с педагогами и представителями независимого профсоюза «Учитель». Они рассказали о том, как сопротивляться давлению со стороны департамента образования и силовых ведомств, где грань между дискуссией и агитацией на школьном уроке и как выстроить диалог с учениками.
Андрей Рудой, учитель истории и обществознания, Дзержинск, Нижегородская область
На акции протеста 26 марта никто из учеников нашей школы не ездил — добираться неудобно, ехать до Нижнего Новгорода около 30 километров. В митингах в основном участвовали школьники и учителя из областных центров. Если бы географически это было ближе, я думаю, наши ученики бы поехали. Молодежь вовлечена в это движение: выпускники, 11-классники и даже школьники помладше активно следят за темой протестов, поддерживают акции оппозиции. Естественно, это пока никак не организовано, у подростков все идет на стадии стихийного протеста.
Я часто слышу, о чем ученики говорят на переменах между собой, да они и сами задают вопрос, не ходил ли я. На уроках периодически звучат комментарии, касающиеся репрессивных мер, которые применяются против школьников в целом по России. Обсуждают случай брянского школьника и другие истории. Но дело в том, что подобные патриотические беседы до них еще не докатились, в протестах они не участвовали, поэтому и разнарядок сверху нет. Думаю, что если бы такая разнарядка спустилась, и им стали бы промывать мозги — а это делается очень быстро — их реакция была бы достаточно бурной. К тому же, школы очень боятся огласки и скандалов, и если такая информация попадает в СМИ, на местном уровне это сравнимо с эффектом разорвавшейся бомбы.
Я хорошо представляю, как устроен процесс, когда и департамент, и органы решают вмешаться. Я пришел в школу, будучи политическим активистом. Это было в 2012 году, как раз во время Болотных протестов, когда страна еще бурлила. Я был активистом «Левого фронта», это в каком-то смысле радикальная организация на фоне остальной оппозиции. Начался страшный переполох — начиная от администрации школы и заканчивая городскими властями. ФСБ, прокуратура и полиция были частыми гостями у меня на работе, были нешуточные разбирательства. Директор школы сказала мне тогда удалить всех учеников из друзей «Вконтакте» и не общаться с ними на политические темы.
На меня была подана анонимка, якобы от кого-то из родителей, что я экстремист и не могу преподавать детям. Это была явная работа органов. Но дело в том, что увольнение возможно только при наличии уголовной статьи, и под это дело меня надо было еще подвести.
Волна протестов схлынула, органы угомонились. Потом они приходили по другому поводу — я организовал в школе независимый профсоюз, и директор пыталась на нас надавить, написала заявление в полицию, якобы я распространял не те материалы среди учителей. Но даже административного дела из этого не вышло, и на этом все закончилось. Коллектив был за меня.
Сейчас я преподаю историю и обществознание, в блоке про политику есть тема, посвященная политическим партиям современной России. Естественно, обсуждения с учениками бурные, все они политически просвещенные, подписаны на разные политические паблики «Вконтакте», могут аргументировать свою позицию куда лучше, чем их родители, потому что, в отличие от старшего поколения, не смотрят Дмитрия Киселева. Нет ничего зазорного в том, что молодежь пытается проявить свои политические взгляды, это их конституционное право. Рассуждения учителей о том, что выходить на улицу опасно — это оправдания собственной аполитичности.
В этот раз я не участвовал в митингах, потому что считаю их бесполезными — как и мои коллеги из Дзержинска. На мой взгляд, это неорганизованный протест и не проработанный алгоритм действий. Что мы в итоге получили? В Нижнем Новгороде собралось 2000 человек, для такого города очень много. Прошли через Кремль, но других действий не было. На мой взгляд, вместе с выходом на улицу полезной была бы всеобщая забастовка.
В нашей школе педагоги иногда обсуждают последние протесты, но бурных дискуссий нет. При этом, несмотря на массированную пропаганду, много сочувствующих. Со стороны иногда кажется, что значительная часть педагогов довольно инертна, и в какой-то степени это правда. Но в то же время людей, которые не боятся отстаивать свои интересы и права, становится все больше. Например, мои коллеги, которые состоят в профсоюзе или приближены к нему.
Алексей Макаров, учитель обществознания в московской школе «Интеллектуал»
Алексей Макаров: пропаганда в форме патриотических уроков просто не работает. Источник: личный архив.
Разговоры о том, что учащиеся не должны ходить на митинги — это часть достаточно распространенного мнения, что у школьников до 18 лет вообще нет ни прав, ни собственной позиции. Это соотносится с убеждениями властей, что детей кто-то надоумил выйти на улицы — будто они сами не умеют читать или писать.
Ученики из нашей школы ходили на митинги, но все дети разные. Одни пошли, потому что им было интересно — такая весенняя забавная активность, другие вполне осознанно придерживаются оппозиционных взглядов и поэтому участвовали в акциях.
Мы с коллегами достаточно часто обсуждаем последние протесты, разговариваем о том, как и чему учить детей, на какие вопросы на уроках и вне их отвечать, насколько прямо и открыто рассказывать о том, что происходит вокруг и как общаться с учениками, которые проявляют активность. Некоторые учителя считают, что подросткам еще рано выходить на демонстрации, другие полагают, что главное — провести правовой ликбез, чтобы их обезопасить, а дальше пусть они сами решают, выходить или нет.
В целом, в нашем учреждении большая часть педагогов придерживается условно либеральных взглядов. Кроме того, дети с восьмого класса изучают право и знают, как вести себя с полицией и что делать в случае задержания. Конечно, мы не рассказываем им специально, что, например, такого-то числа готовится несогласованная акция. Но этого и не нужно: они сами находят такую информацию и принимают решения.
В рамках курса по обществознанию мы касаемся разных тем. Например, когда говорим о государственном устройстве, то анализируем, зачем именно граждане выходят на митинги, каким образом люди могут выражать свою позицию. Здесь целый набор возможных мотивов и полезно, чтобы школьники это знали. Дети вообще много понимают. Другое дело, когда они на своей шкуре это чувствуют. Личный опыт имеет гораздо большее влияние.
Но пока учащиеся не знают, как именно политические движения и акции могут повлиять на что-то, они не видят в них решения. Осознают, что не все ладно в «датском королевстве», но как это изменить, не представляют. Часть из них находится в состоянии фрустрации и собирается эмигрировать. Другие, кто помнит об успешном опыте борьбы нашей школы несколько лет назад, все же понимает, что можно что-то изменить.
Что касается видеозаписей, на которых учителя в менторской форме общаются с учениками, я думаю, это больше характерно для регионов и чаще всего личная инициатива педагогов. Мне просто стыдно за своих коллег, которые так разговаривают с детьми. При этом неважно, о чем именно они разговаривают. Если бы я таким же образом говорил с детьми о том, что Путин плохой, а Навальный хороший, мне тоже надо было бы уходить из профессии.
Политика должна быть отделена от школы. Это значит, что нельзя создавать партийные молодежные ячейки и агитировать голосовать за какого-либо кандидата. Однако это не означает, что политику вообще нельзя обсуждать в стенах школы. Дискуссия — одна из ключевых форм работы на уроке обществознания, ведь умение формулировать свои мысли, находить отсылки и аргументы — важное умение. В роликах дети вполне здраво, логически и грамотно рассуждают о происходящих процессах, умеют аргументировать свою позицию.
Возможно, текущие протесты сподвигнут власть ввести уроки политинформации и патриотизма, но пока это общие слова. Окончатся ли они каким-то делом, будет видно в сентябре. Обычно в начале учебного года департамент образования рассылает по школам методические рекомендации и тему патриотического урока, который образовательное учреждение может провести. С одной стороны, никаких обязательств нет. Тем не менее администрация школы всегда думает, а что будет, если она эти рекомендации не выполнит. Многие школы отчитываются о проведении таких уроков, но в реальности могут это время потратить на что-то более полезное. Три года назад был урок посвященный Крыму, шесть лет назад — трагедии в Беслане. В этом году, возможно, будут говорить про митинги. В нашей школе такие уроки не проходят.
Нельзя создавать в школе партийные молодежные ячейки и агитировать голосовать за какого-либо кандидата. Однако это не означает, что политику вообще нельзя обсуждать в стенах школы
Департамент также может отправить письма администрации школы и попросить провести разъяснительную работу. У нас уже были случаи, когда директоров московских школ вызывали на беседы в следственный комитет. И сейчас власть может подумать: у нас есть протестная молодежь, это новая проблема, давайте выявим, где она кучкуется и примем меры.
Поэтому естественно, давление на школу со стороны департамента есть. Но если у школьника возникают какие-то проблемы из-за своей активной позиции, хороший директор напишет хорошую характеристику, предупредит его, что про него спрашивали.
При этом надо понимать, что пропаганда в форме таких патриотических уроков просто не работает. Дети в основном аполитичны, им претит официальная идеология и то, как это подается. Можно смело предполагать, что если уроки патриотизма будут введены официально, они пройдут даром, потому что школьники просто не будут воспринимать этот формат. Более того, учитель, который встает на позицию ментора и человека, который якобы знает как правильно, мягко говоря не прав.
Мне кажется, если есть какое-то давление со стороны учителей, школьник вполне может отстаивать свою точку зрения и собственные права. В критической ситуации можно пожаловаться директору, что во время урока происходит что-то, что не соотносится с темой занятия. Если есть какие-то более серьезные последствия для учеников, я бы рекомендовал обращаться в фонд «Общественный вердикт». Они открыли программу помощи активным подросткам, у которых появились проблемы с властью из-за своей гражданской позиции.
Если говорить о давлении на учителей, пока о каких-либо случаях увольнения педагогов, связанных с их гражданской позицией, мне неизвестно (кроме случая в Красноярске). Но, к сожалению, это область устроена так, что мы вряд ли узнаем об этом, если подобная ситуация не произойдет с кем-то из знакомых. Обычно педагогов заставляют писать заявления об увольнении по собственному желанию. И мы не знаем, уволили его потому, что ему надоело, или потому что на него надавил директор, так как в классе несколько человек были задержаны во время митингов.
Спустя неделю после акций протеста 26 марта в фейсбуке я написал пост о том, что я не фальсифицирую выборы, не использую пропаганду на уроках, не буду гнобить ЛГБТ подростков. При этом я учитель, я существую. Было много репостов моей записи, люди просто хотели сказать про себя то же самое. Нам, учителям, иногда самим кажется, что мы какие-то маргиналы в своем сообществе, а оно другое, задавленное. Но это не совсем так.
Проблема в том, что в среднем даже лучшие представители нашего общества привыкли делить людей на какие-то категории. Всем знакомо такое слово «бюджетники». Большинство воспринимает их не как людей, которые в достаточно суровых условиях делают важную и сложную работу и напрямую общаются с населением, а считают, что все они подконтрольны власти, и относятся к ним с презрением. Понятно, что власть хочет на них надавить, но все люди разные. Так же и с учителями. И сколько бы ты не говорил, что лично ты не ходил на митинги, организованные властью, тебя все равно не слышат.
Ольга Мирясова, социолог, секретарь профсоюз «Учитель»
Сегодня очень многие склонны к односторонним оценкам. Когда Сергей Пархоменко называет учителей жалким, безнравственным сообществом, в обществе запускается механизм самоисполняющегося пророчества: люди начинают верить, что так оно и есть.
Конечно, очень часто хорошие педагоги действительно уходят из школы, и проблема отрицательного отбора как никогда актуальна: зарплаты низкие, нагрузка огромная, а профессия с каждым годом только теряет свой общественный статус. Учитель постоянно находится под административным давлением. Масштабы этого давления зависят от учреждения: в некоторых школах директор принимает удар на себя, чаще же ситуация прямо противоположная. Но те, кто односторонне оценивают учительское сообщество, только добавляют масла в огонь, не задаваясь вопросом, а так ли все на самом деле.
В учительском сообществе значительная часть педагогов сочувствует оппозиции, некоторые участвуют в протестных акциях и сами их организуют. Но в поле зрения попадают только скандальные ситуации, ведь ученики не будут снимать на видео учителя, который говорит адекватные вещи. Поэтому такие педагоги остаются за кадром. Мы не знаем, сколько учителей говорят детям: «решайте сами, идти или не идти» или «обсудите это с родителями».
Дискуссия, возникшая среди учителей, которые как-то связаны с нашим профсоюзом, показала, что их реакция совершенно разная — кто-то против участия детей в акциях протеста, другие считают, что подростки сами должны решать, но все без исключения испытывают чувство опасения. Было бы странно, если бы все учителя хором и безоговорочно одобряли участие детей в протестных мероприятиях — очевидно, что многие оппозиционные акции заканчиваются задержаниями, порой жесткими. Уже сейчас можно получить дубинкой по голове, и кто знает, что будет в следующий раз?
Учитель же — по логике нашей системы — несет ответственность за ребенка не только в школе. Иначе за личные фотографии, выложенные в социальных сетях, педагогов не увольняли бы, и не было бы упреков в адрес школы в духе «не досмотрела» в случае суицидов детей. У педагогов формируется установка оберегать, которая работает на уровне подсознания, и в случае уличных протестов она также включается. Мы создали памятку о том, какую правовую информацию учителя могут предоставить детям, если видят решимость учащихся направиться на протестное мероприятие. Реакция была положительной — большинство педагогов отметили, что будут рассказывать об этом ученикам.
Но даже в случае поддержки самой идеи митингов и демонстраций педагог оказывается в таких условиях, когда он не может заявлять об этом напрямую. С одной стороны, из-за опасений за ребенка, с другой — по причине запрета на политическую агитацию в школе и сильного административного давления.
Для чиновников, депутатов и силовиков участие школьников в митингах — что-то вроде ЧП. Система действует по накатанной — по логике властей, нужно застращать директора, чтобы он, в свою очередь, задавил «инакомыслие» в зародыше. А директор и учителя во многом оказываются бессильны: в большинстве случаев нынешние дети школу не боятся. У педагогов нет инструментов влияния: в оппозиционных движениях они не разбираются, сидеть в соцсетях не успевают, поэтому внятно объяснить, почему они против митингов Навального, не могут. Но твердо знают: это небезопасно, раз звоночки из органов поступают, а значит детей надо попробовать защитить — и отговаривают как умеют, иногда срываясь на истерику.
Но ни прямое давление, ни предостережения в более мягкой форме на подростков не действуют. И говорить с осуждением в их отношении — «они туда идут просто по приколу» — в корне неверно. Искать новые впечатления, делать что-то новое и интересное в школьном возрасте нормально. Поэтому только прямой, спокойный разговор в форме дискуссии, в которой учитель не пытается претендовать на истину, может принести какую-то пользу.
На фото: школьник выступает на митинге в Томске
Источник: https://www.opendemocracy.net/od-russia/tatiana-dvornikova/monologi-uchiteley