Несколько лет назад, когда на сайте ФИПИ только появился проект итогового собеседования по русскому языку для 9-х классов, преподаватель литературы из Ижевска, член профсоюза «Учитель» Анна Инютина не поверила, что он станет экзаменом. Мы записали монолог Анны, в котором она объясняет, что не так с этим видом тестирования — и по форме, и по содержанию.
Несколько лет назад, заглянув на сайт ФИПИ и увидев то, что там предлагалось для устного экзамена по русскому языку, многие мои коллеги-филологи досадливо махнули рукой: не может быть, чтобы это безобразие стало экзаменом. Однако проект прошел все апробации, покинув статус эксперимента, узаконился и стал инструментом «проверки коммуникативной компетенции обучающихся IX классов— умения создавать монологические высказывания на разные темы, принимать участие в диалоге, выразительно читать текст вслух, пересказывать текст с привлечением дополнительной информации».
Хочется думать, что всё придуманное для собеседования — это не намеренное вредительство, а обычная безграмотность, начиная от методики преподавания и заканчивая возрастной психологией. Но я все равно недоумеваю. Как, требуя уважения к профессии, мы, учителя, могли допустить, чтобы наш труд и труд наших учеников измерялся подобным образом? Что еще должно произойти в школе, чтобы мы поняли, что так работать нельзя?
Но обо всем по порядку. Для начала рассмотрим содержание КИМов на примере реальных материалов этого и прошлого года.
«Как хорошо уметь читать…»
Первое задание проверяет умение читать. Вот так — умеет ли девятиклассник читать вслух. Вдруг не умеет? Он учится девятый год, читает тексты по разным предметам: задачи там всякие, упражнения, «Евгения Онегина», «Мертвые души»; его переводят из класса в класс — и вдруг перед аттестатом всех одолевает сомнение: а читать-то ты умеешь? А про Гагарина, например, слабо?
Я бы смиренно отнеслась к такому заданию, если бы оно было для школ, где русский язык изучают как иностранный, или для коррекционных школ определенного типа, но как оправдать его для детей обычных классов и заведений повышенного уровня, я не знаю.
Разумеется, при чтении надо соблюдать орфоэпические нормы. Вот самое сложное предложение текста из демоверсии: «12 апреля 1961 года в 9 часов 7 минут по московскому времени с космодрома Байконỳр стартовал космический корабль „Восток“ с пилотом-космонавтом на борту».
«Так мало лет, так много дум ужасных!..»
Если первое задание посильно и пятикласснику, то второе по степени сложности тянет на экзамен для тех, кто вслед за Гагариным готовится покорять космос.
Итак, задание второе — пересказ. Время на подготовку — 2 минуты. Текст состоит из нескольких абзацев, весьма информативных. Надо пересказать подробно, уловив суть каждой микротемы, соблюсти фактологическую точность и дополнить пересказ данным в задании высказыванием, выбрав для этого подходящее место в тексте и нужный способ цитирования. Всё это за 2 (!) минуты, когда ведётся аудиозапись, когда на тебя смотрят два экзаменатора, а песочные часы перед носом уже перевернуты.
Вся жизнь пронесется перед глазами от такого задания, но текст так и останется непонятым
Почему? Потому что для осмысления прочитанного в таких условиях нужно обладать высокой стрессоустойчивостью. От волнения ученик теряет способность концентрировать своё внимание. Даже если кое-как удается собраться, дальше всё будет зависеть от скорости восприятия текста. У всех она разная. Немногие обладают молниеносной реакцией — большинству нужно время, чтобы разложить в голове информацию по полочкам да еще и подумать, куда пристроить нужную цитату. Я далеко не всегда сразу могу определить её место, хотя меня никто не экзаменует. Поэтому немудрено, что огромное количество школьников про цитату просто забывает — не до того, успеть бы членораздельно выразить то, что удалось уловить.
Экзаменатор-собеседник в это время может сколько угодно «эмоционально положительно реагировать» на монолог, как того требуют чиновники, но ученик при этом понимает, что есть эксперт, который следит за каждым его словом с ручкой в руках.
Подростковая психика тяжело справляется с такими зигзагами судьбы, и, сидя на таком собеседовании несколько лет, можно написать докторскую диссертацию о подростковой реакции на стресс. Особенно уязвимы юноши: им сложнее, чем девочкам, сказать «Подождите, я очень волнуюсь», и невыносимо смотреть, как они пытаются унять руками дрожь в ногах. Именно у мальчиков случаются срывы, и их приходится отпаивать пустырником и водить потом к психологу.
«Не обольщусь и языком родным, его призывом млечным»
Особого внимания заслуживает третье задание. Ученику предстоит выбрать одну тему для монолога и диалога из трёх предложенных вариантов беседы: описание фотографии, повествование на основе жизненного опыта, рассуждение по одной из сформулированных проблем — и построить монологическое высказывание. Время на подготовку — 1 минута.
Составители заданий утверждают, что они руководствовались «концептуальными подходами к формированию КИМ», которые «определялись спецификой предмета в соответствии с ФГОС», а эти волшебные фразы сегодня оправдывают любую методическую нелепость. Каждое высказывание должно иметь цель.
Какова цель описания фотографии (первая тема третьего задания), мне неясно
Создать художественное описание предложенных снимков не представляется возможным в силу их нехудожественности — с одной стороны, и наличия странного плана — с другой.
Какие бы фотографии ни предлагали на экзамене, описание по плану (и без плана тоже) будет выглядеть примерно следующим образом: «На фотографии изображена семья из трех человек. Они все выбрались на природу в летний солнечный денёк. Они расположились на опушке леса, поставили палатку и уселись отдыхать. Ярко светит летнее солнышко, погода радует своим теплом, это видно по тому, как одеты люди: на маме — светлая майка, на папе и дочке — белые футболки. У всех радостные лица и красивые улыбки».
Описание завершено, но явно недотягивает до положенных 10 фраз. Передний и задний план тоже не помогают: на переднем плане собственно семья, а на заднем уже не видно ничего.
Ученик судорожно пытается сообразить, что еще выудить из черно-белого снимка и плана
Приходится фантазировать: «В сумках у них, наверное, лежит всё для пикника: вкусные бутерброды, овощи, фрукты, минеральная вода. Вокруг зеленая травка, в ней ползают божьи коровки…» Спасительным может оказаться и сам план, в котором предложено ещё «описать преимущества отдыха всей семьей». Как подобное может укладываться в описание фотографии — отдельный вопрос, но зато это может спасти положение тех, кто поднаторел в общих фразах вроде «Конечно, отдых всей семьей помогает сплотиться. Все хотят весело провести время и отдохнуть».
Каждый год, слушая описание фотографии на собеседовании, я вспоминаю школьный экзамен по иностранному языку: «Мой любимый праздник — Новый год. Мы наряжаем ёлку. Она зелёная и красивая…» Но мы принимаем экзамен по русскому языку. Родному русскому, на котором говорим с детства. И объясните мне, пожалуйста, почему в девятом классе на экзамене ученик должен назвать, «кто изображен на фотографии, место, время года, жилье»?! И как это всё «определяется спецификой предмета в соответствии с ФГОС», если при таком задании ничего, кроме примитивных фраз, невозможно выудить из головы?
Ровно такое же недоумение вызывает вторая тема — повествование на основе жизненного опыта
Возьмём одну из предложенных на экзамене — «Любимое время года». Описание богатства осенних или летних красок природы отменяется, равно как и восторг от «ослепительной белизны снегов»: по заданию требуется повествование. И снова в сознании всплывает топик по иностранному языку: «Мое любимое время года — зима. Зимой можно кататься на лыжах и коньках. В выходные мы всей семьёй выбираемся в лес на прогулку…» Никому в этих условиях не придет в голову вспомнить, например, Пушкина, у которого «мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед». Не до Пушкина тут, когда нужно придумать десять фраз за одну минуту. Любых. Просто чтобы сдать.
«Ты слушать исповедь мою сюда пришёл, благодарю»
Тема третья — рассуждение. Выбирают немногие. Чаще те, кто понимает, что прилично описать фотографию и рассказать о любимом времени года невозможно. И стыдно. Темы для рассуждений попадаются от примитивных до весьма сложных, например таких: «Почему совесть называют нравственным компасом человека?» Это редкие мгновения, когда ответ ученика интересен, потому что ему, как правило, есть что сказать. Потому что здесь просто так не налепишь 10 стандартных фраз — думающим ребятам такое делать просто невыносимо.
Но и в этой теме есть подводные камни: после монолога предполагается диалог с экзаменатором-собеседником
Вопросы для экзаменатора прописаны заботливыми составителями. Вот они: «Как вы обычно ведете себя, если чувствуете свою неправоту? Приходилось ли вам испытывать муки совести?» Как вы думаете, услышав такие вопросы, сможете ли вы вообще думать о нормах русского языка? Я думаю, что, если бы ученик сказал всё, что он думает по этому поводу, нарушив все мыслимые и немыслимые лексические нормы, он был бы совершенно прав: экзамен не исповедь. Ведь главные боренья, по Пастернаку, «с самим собой, с самим собой» — здесь не нужны ни свидетели, ни тем более экзаменаторы.
И я вижу, как бледнеют ребята от вопросов о взаимоотношениях в семье, о совместных прогулках и любимых фотографиях. Помню, как юноша на вопрос о семейной велопрогулке признался: «Я не умею кататься на велосипеде, но очень бы хотел научиться…» — и спиной чувствую, как трудно дается ему это признание.
Обескураженные педагогически неэтичными вопросами, дети не успевают сообразить, что можно и сочинить ответ, что никто их не будет проверять на детекторе лжи. Но они помнят, что должны дать развернутый ответ, чтобы получить нужный балл, — и каждый раз на экзамене мы слушаем чью-то невольную исповедь.
Думаю, понятно, что существующие КИМы для собеседования — не что иное, как очередная профанация
К проверке качества устной речи вся эта процедура не имеет никакого отношения. Вообще, экзамен возможен только как завершающий этап учебы, который, помимо контроля, выполняет и другие, не менее важные функции: закрепление знаний, их систематизация и практическое использование. Но данное собеседование если что и закрепляет, то только превратное представление о нормах говорения и стойкую привычку к имитации учебного процесса. А вопросы к заданиям, составленные педагогически безграмотно, часто нарушают личные границы подростка, унижают его достоинство и ставят в ситуацию беспомощности, что провоцирует стресс. Это тот случай, когда нужно не взять высоту, а перепрыгнуть через яму, что не только не полезно, но и опасно.
Несколько слов об организации собеседования
Однако, если бы собеседование осуществлялось без сторонней помощи ученикам, оно бы давно дало о себе знать — или ужасными показателями, или возмущением родителей. Поэтому в интернет-пространстве ежегодно появляются нужные КИМы, и честно проходят процедуру только несколько учеников в первом потоке, когда материалы экзамена еще никому не известны. А все остальные (среди них есть, разумеется, исключения) прочитали тексты до того, как попасть в аудиторию к экзаменаторам.
Абсурдность ситуации всем понятна, но тем не менее ради этого собеседования два раза в год останавливается работа школы: сначала для пробного экзамена, затем — для официального. Ему предшествует масса организационных мероприятий: совещания руководителей, учеба экзаменаторов, родительские собрания, подготовка аудиторий, куда устанавливается техника для ведения аудиозаписи, распечатывание тонны КИМов, протоколов. Налицо разбазаривание ресурсов — как человеческих, так и материальных — для создания всё той же иллюзии заботы о русском языке как национальном достоянии.
То, что любой абсурд легко приживается в школе, уже не новость. Мы настолько к этому привыкли, что даже в кулуарах почти не возмущаемся: образовательная дичь стала повседневностью, давно укоренилась. Но каждый раз, когда приходится присутствовать на экзамене в качестве эксперта, я слушаю сбивчивую речь девятиклассников, смотрю на их бледные от волнения лица, на дрожащие руки и ноги, и мне стыдно. Стыдно за наш непрофессионализм, за бездействие, за неумение объединиться и сказать свое слово в защиту образования и достоинства наших учеников, в защиту здравого смысла. Это не экзамен — это наш общий позор.