Статьи о профессиональном выгорании учителей все последние годы у меня вызывают оторопь. Особенно те места, где даются рекомендации, как бороться с состоянием обугленной курицы, передержанной на образовательном вертеле. О том, что выгорание накрыло педагогическое сообщество с головой, никто уже не спорит: об этом свидетельствуют разговоры в профессиональных сообществах, крики недовольных родителей, многочисленные статьи, тренинги и — главное — общее состояние учителей, которое никак не тянет на очарование парнасских сестёр, вдохновляющих отроков припасть к живительному источнику знаний.
Еще в самом начале своего педагогического поприща я встретилась с учительницей, хорошей женщиной, которая на работе выглядела очень странно. Будучи уже опытным, ответственным и неглупым человеком, она не могла выстроить урок: ее педагогическую мысль носило из стороны в сторону, в конечном итоге она, заплутав в собственных планах, не укладывалась в свои 40–45 минут и держала детей всю перемену, пытаясь донести до них что-то важное, чего уже никто не слушал. Она всегда и всё не успевала: написать вовремя программы, сдать отчеты, проверить тетради, терзаемая жгучим раскаянием, работала день и ночь — и всё равно всем была должна.
Сегодня эта коллега могла бы быть живым пособием для специалистов, занимающихся проблемами профессионального выгорания педагогов. Снижение работоспособности, хроническая усталость, высокая тревожность, низкая самооценка — неполный букет симптомов эмоционального истощения, когда уже требуется помощь серьёзных специалистов.
А что сегодня нам предлагают эксперты для восстановления сил?
Сплошь и рядом одно и то же — заниматься каким-нибудь творчеством: петь, танцевать, вышивать крестиком, — в общем, искать время для отдыха и расслабления, чаще отвлекаться от работы и переключаться на какую-нибудь другую деятельность.
Еще составить план работы и его придерживаться. В помощь всем жертвам управленческого школьного «общепита» появляются курсы по тайм-менеджменту и самоорганизации — большой спрос, конечно же, рождает предложение. Те специалисты, кто профессиональнее и честнее, рекомендуют не песни петь, а обратиться к психологу, поскольку никакие советы не избавят от профессионального истощения: какие уж тут песни, когда мозг пузырится от количества ежедневных учительских задач и отказывает хозяину в работе.
Десяток лет я тоже пыталась как-то упорядочить свой рабочий день, чтобы выделить время если не на отдых, то хотя бы на полноценный сон. И ничего у меня не вышло. Чем дальше, тем дела обстояли хуже. Когда я поняла, что никакие советы мне уже не могут помочь восстановить утраченные ресурсы, я обратилась к психологическим службам. Но и тут потерпела полное фиаско.
Разобравшись с психологом, что в жизни мне доставляет удовольствие и от чего я могу получать позитивную энергию, мы принялись искать время для личной жизни — и… не нашли. Психолог поднимал на меня полные недоумения глаза и настойчиво вопрошал: «От какой работы вы можете отказаться, чтобы сэкономить время?»
А я, глядя в своё расписание, безнадежно разводила руками: ничего изъять нельзя. Надо проводить уроки, надо к ним готовиться, надо проверять тетради, надо выполнять обязанности классного руководителя — и другие бесконечные «надо», которые никак не вписываются в рабочий день, хоть тресни.
Это притом что часов у меня немного — 20 с хвостиком, а ведь есть коллеги, которые ведут и 40 уроков в неделю.
Я не уходила в отпуск: я выпадала в него помилованным смертником — на последнем издыхании. Раньше месяца отпуска хватало, чтобы восстановить нормальный сон, а теперь не хватает и двух. И в каникулы мне снится одно и то же: я опаздываю на урок и не могу стронуться с места, или прихожу на занятие и понимаю, что не готова к уроку… Это самые страшные учительские сны.
Мне понадобилось еще несколько лет, чтобы понять: под песни о здоровьесберегающих технологиях у нас крадут и здоровье, и жизнь. И на всех ступенях образовательной вертикали нет ни одного должностного лица, которого бы на самом деле волновало психическое и физическое здоровье педагога. А вот тем, как выжать из нас последние соки, озадачены все наши «отцы родные».
Кроме очевидных для всех факторов риска выгорания (высокие эмоциональные затраты, отсутствие времени для отдыха), назову те, о которых везде старательно умалчивается.
Многозадачность учительского труда заставляет работника всё время находиться в сильном напряжении. Даже если человек пришел домой, он не может расслабиться, поскольку работу несет домой (это не только планы и тетради, но и мысли о том, что еще надо сделать и когда: написать отчет, дать ученику задание, исправить двойку, связаться с родителями и т. д. и т. п.).
Безграничная ответственность и ненормированный вал обязанностей даёт синдром незавершенного действия — состояние, когда человек не может расслабиться, потому что нерешённые задачи расходуют энергию головного мозга и он не отдыхает.
Очевидно, что выгорание как реакцию организма на непрерывный стресс невозможно лечить, не исключив причины болезни. А нам всё время предлагают прикладывать подорожник к ткани, пораженной гангреной, и убаюкивают заведомо недейственными методами.
Тут мне вспоминается комната релаксации — предмет гордости одного из директоров, ставившего себе в заслугу заботу о подопечных. Но стоит только попытаться не соглашаться с дополнительными обязанностями, как благосклонность администрации тут же перерастает в пресс и манипуляции: «Учитель вы хороший, а человек плохой», «Кто не согласен, тот у нас не работает». Никого абсолютно не интересует, есть ли у тебя ресурсы для того, чтобы взвалить на себя работу сверх всякой нормы. И картина по всей стране одна.
Если бы управление было озадачено эффективностью педагогического труда, первое, что бы оно сделало, — постаралось бы организовать работу учителей именно так, как диктует закон «Об образовании в РФ»: у учителя должна быть сокращенная рабочая неделя.
В цивилизованных странах еще в прошлом веке изучалась производительность людей умственного труда, и уже тогда были сделаны очевидные выводы: самым продуктивным является труд до 20 рабочих часов в неделю, а далее продуктивность стремительно падает.
Весь наш управленческий аппарат действует против логики и против человека, искусственно раздувая обязанности и отнимая социальные гарантии (например, пенсию по выслуге лет).
Следовательно, признавая проблему педагогического выгорания, руководство никоим образом не стремится бороться с ее истинными причинами. Напротив, на подступах к Году педагога мы наблюдали усиленный поток управленческого словоблудия о миссионерстве и высоком призвании учителя, за которым, как и ожидалось, последовал новый шквал неоплачиваемых дополнительных обязанностей.
Этот год отмечен требованиями обслуживать «Пушкинскую карту», вести спущенные сверху «Разговоры о важном», участвовать в сомнительных экспериментах с цифровыми образовательными ресурсами, не считая всех остальных приевшихся инициатив.
Трезвый взгляд на проблему: педагогическому сообществу необходимо понимание, что никто, кроме самих работников, не будет заниматься нашим здоровьем. Мечты о сторонней помощи («Хоть бы сделали нам то и то») абсолютно несостоятельны.
Хроническая усталость и эмоциональное истощение не лечатся ни упражнениями, ни пением — необходимо требовать соблюдения трудовых норм: обязанности должны быть ограничены рабочим временем.
Главный показатель честной заботы о здоровье педколлектива — это не красивые слова ко Дню учителя и не комната релаксации, а наличие диалога с работниками и коллективный договор, в котором учтены и особая интенсивность труда, и высокие эмоциональные затраты, и компенсация за переработку, чтобы дать людям восстанавливаться и работать эффективно.
Отстаивать свои интересы и заниматься подсчетом рабочего времени могут только сами учителя, объединившись в независимые профессиональные союзы: повсеместный «карманный» профсоюз создан для создания видимости защиты, а не для самой защиты работника.
У нас давно выстроили целую систему обхода законов. Одни и те же люди говорят о любви и уважении к учителям — и создают невыносимые условия труда. Но учитель не феникс: выгореть легко, а вернуться к нормальной жизни в наших условиях почти невозможно. Помните об этом, коллеги.
Источник: «Мел»