Учителя в Москве начали увольняться из-за отмены лужковских надбавок и введения новой системы оплаты труда, по которой теперь их кошелек зависит от решения директора и управляющего совета. Педагоги ожидают серьезного снижения зарплаты. «МН» поговорили с теми, кто покинул школу накануне учебного года или в сентябре.
С 1 сентября в столичных школах были отменены так называемые лужковские надбавки. Взамен твердых выплат (молодым учителям или за преподавание иностранного языка) вводится так называемая новая система оплаты труда (НСОТ), предусматривающая премирование учителей «стимулирующими выплатами».
Премии формально должен начислять управляющий (читай — родительский) совет школ совместно с директором, профсоюзником и руководителями «профильных кафедр». Однако учителя опасаются, что премии будут распределяться несправедливо, в зависимости от степени лояльности начальству.
При этом в департаменте объясняют нововведение тем, что школам «предоставлено право устанавливать систему оплаты труда, отличную от тарифной». А НСОТ ориентирована на «уход от уравнительного подхода к зарплате» и на повышение роли стимулирующих выплат. Речь об индивидуальных доплатах, надбавках и премиях, размер которых зависит от сложности, интенсивности, количества, качества и условий выполняемой работы и может составлять до 30% от всей зарплаты учителя (в пределах средств, выделенных школе «на выполнение государственного задания»). Напомним, что все лужковские надбавки (их более 30 для сотрудников обычных школ и гимназий) были собраны в постановлении правительства Москвы №523 «О повышении тарифных ставок (окладов) единой тарифной сетки».
Как удалось выяснить «МН», многие столичные учителя не стали дожидаться первой зарплаты по новым правилам и начали увольняться, а некоторые собираются это сделать в самое ближайшее время, не желая мириться с субъективным распределением жалованья. По мнению опрошенных «МН» покинувших школу учителей, ситуация усугубляется активным процессом слияния школ. В результате создания образовательных холдингов многие учителя и администраторы теряют работу, а у оставшихся, как правило, увеличивается учебная нагрузка. Впрочем, многие учителя из «слабых» (присоединяемых) школ, напротив, сильно снижают рабочие часы, что отрицательно сказывается на зарплате. По данным департамента на июль 2012 года, уже реорганизовано 684 школы и детских сада. Из них получилось 255 образовательных комплексов. Процесс объединения продолжается.
«Думаю, выйдет около 30 тыс. руб. в месяц, что мне делать с этими деньгами?»
Любовь Добринова, учитель физики школы №106
— Я пока не уволилась, но активно ищу работу. Скорее всего не учителем, если только не удастся устроиться в крепкую школу безо всех этих нововведений, связанных с таким объединением, как в нашей школе. Такие еще есть в городе. У меня стаж педагогической работы 27 лет.
Нашу «Школу здоровья» №106 в Северном Тушине присоединили к соседней школе №680. Почему нас реорганизовали, непонятно, мы всегда занимали призовые места на всех окружных конкурсах. Да и учеников было столько же, сколько у соседней. Директор наш — Зинаида Анатольевна Ласкина — заслуженный человек, почти как Садовничий (ректор МГУ. — «МН»). С медалями и грамотами, почетный житель Северного Тушина. Ее сняли с должности, оставив работать на 10 часов в неделю (она учитель математики высшей категории), лишили кабинета, теперь она «живет» в лаборантской кабинета физики. Да, ей 65 лет, но она фору даст всем молодым, живости ума необыкновенного. И президент наш с ней одного поколения.
Обстановка в школе крайне нервная. Например, на 26 сентября мы не знали, какая у нас будет зарплата в новом учебном году. Весь коллектив с октября месяца собирается выходить из профсоюза, потому что он нас не защитил. Слияние проходило не по правилам. Мы не подписывали никаких бумаг о согласии. Нас просто уведомили письмом о реорганизации. Причем каким-то очень странным письмом (письмо есть в распоряжении «МН»). Там нет гербовой печати департамента образования, нет подписи главы департамента Исаака Калины, штампа Госимущества и бланк странный, как скачанный из инета.
Дети уходят в другие школы, потому что у нас, по их словам, началась разруха
Раньше у нас в школе можно было нормально зарабатывать. У меня выходило почти 70 тыс. Я работала на полставки заместителем директора, вела документы по охране труда (надбавка шла, около 9 тыс. руб.), вела индивидуальные занятия, факультативы, элективные курсы, были часы на проектную деятельность, были дополнительные часы для подготовки к ГИА и ЕГЭ. Да, я работала очень много, выходило почти три ставки, но был стимул для работы.
Сейчас у меня только 18 часов в неделю учебной нагрузки (часы к расписанию) и 1 час индивидуальных занятий для подготовки одиннадцатого класса к ЕГЭ. Четыре тысячи буду получать за ведение методобъединения и пять — за ведение дел по охране труда (кстати, мои документы были одни из лучших в округе). Сколько я буду получать по новой системе оплаты труда, я не знаю. Но думаю, выйдет около 30 тыс. Так вышло, что я осталась единственным кормильцем в семье, что мне делать с этими деньгами? Репетиторством я никогда не занималась. У нас в школе это было не принято. Репетиторствовать со своими детьми — это не явная взятка, ведь так? Дети знали, что три дня в неделю я могу с ними заниматься физикой хоть до ночи.
Из школы уходят учителя. Вот только сегодня в слезах хлопнула дверью наш психолог Лариса Менделевич. Уходят и дети в другие школы, потому что у нас, по словам тех же детей, началась разруха».
«Нас предупредили: будем загружать по максимуму, иначе зарплата упадет»
Наталья Ярыгина, бывший учитель истории Центра образования №324
31 августа 2012 я уволилась. На решение уйти из системы, в которой находилась в течение шести лет, повлияли несколько факторов. Первый, определяющий, — это низведение исторического образования до уровня «даты-факты-персоналии-термины». За фрагментарностью исторического процесса, таким образом, теряется суть. Мне легко сравнивать: в 1997 году я окончила школу. И достаточно хорошо помню, как изучалась история в постсоветской школе. На первом плане был проблемный подход, причинно-следственные связи. В настоящий момент, поскольку в обычной школе (не лицей и не гимназия) на изучение предмета отведено всего два часа, любой учитель акцентирует внимание, прежде всего на пресловутых датах. «Дамокловым мечом» над головой предметника нависают разнообразные тесты и венец всего – ЕГЭ. Ещё три года назад, когда ЕГЭ по истории не был единственной формой итогового испытания, мои ученики пересказывали исторические тексты, дискутировали, писали исторические зарисовки. С введением ЕГЭ ушло творчество, развитие мышления ученика. Поняла, что перестала учить детей. А я учитель, а не дрессировщик.
Вторым фактором, подстегнувшим мою решимость уйти из сферы образования, стала бюрократизация учебного процесса. В сентябре прошлого года порядка двух недель, в буквальном смысле без отдыха, я писала рабочие программы. Мне пришлось составить восемь рабочих программ. Вместо того чтобы в это время пойти со своим классом на экскурсию или в театр, я копировала планирование, вписывала в отдельную графу день изучения темы, а также писала пространную мотивировочную часть. Поражал алогизм деятельности. Зачем составлять рабочие программы, если в них дублируется планирование? Но этот документ обязателен, иначе нечаянно нагрянувшая проверка доставит школе массу хлопот…
«Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» — содержание работы тех, кто управляет московскими школами
«Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» — содержание работы тех, кто управляет московскими школами. В последнем триместре каждый учитель вносил оценки в три журнала: свой (обязателен, поскольку «двойки» в официальный журнал ставить опасно для карьеры), бумажный (главный финансовый документ) и электронный (для родителей). Процесс выставления оценок стал непрерывным: на переменах, урывками — на уроках, дома – в свой и электронный журналы. В конце учебного года администрация предупредила, что дублирование оценок продолжится и в 2012–2013 учебном году.
Наконец, апофеозом алогизма стало насаждение новой системы оплаты труда. В апреле 2012 года кафедры школы делили так называемую «стимулирующую надбавку». Начальник гуманитарной кафедры определяла премию примерно так: «этой не хочу давать, а этой дам». Это меня поразило. Финансово обойдёнными оказались те учителя, кого администрация запланировала уволить «по собственному желанию». Решающее слово в распределении надбавки, разумеется, принадлежало директору ЦО. Каким образом происходило распределение надбавки в июне мне не известно. Первое и последнее «общественное» обсуждение, на которое меня пригласили, было в конце апреля. Тем не менее, надбавку в сумме 10 тысяч рублей за июнь мне выплатили. К слову, тех уже трёх коллег, кого в конце учебного года выживали самым активным образом, лишили этой надбавки.
В мае-июне учителя активно обсуждали непродуманность критериев, по которым начислялась «стимулирующая выплата». Не получившие надбавку скрывали своё недоумение – педагоги стыдятся откровенно обсуждать уровень своей зарплаты. Сказать, что те, кого лишили надбавки, работали хуже, чем остальные, нельзя. Критерии выплаты надбавки так и остались туманными. Становилось очевидным, что главные критерии — это молчаливое перерабатывание (а перерабатывают все учителя) и отсутствие нареканий со стороны учеников и их родителей. В ЦО, где я работала последние три года, определяющим было мнение родителей. Администрация боялась каких бы то ни было обращений со стороны родителей учеников.
Я и так получала около 31 тысячи «чистыми», хотя была, в том числе, и классным руководителем. Из-за подушевого финансирования уровень зарплаты должен был неминуемо упасть. Нас предупредили: будем загружать по максимуму, иначе зарплата упадет. Поэтому начали увольнять.
Компенсацией сокращения зарплаты становилось увеличение нагрузки и «стимулирующая выплата». В конце августа на моё место принимали только того соискателя, кто помимо всего прочего был готов вести больше ставки. И так с остальными ушедшими. По удивительному стечению обстоятельств это были педагоги, приехавшие из регионов. Они готовы перерабатывать. Аналогичную ситуацию я наблюдаю в соседних школах.
«Теперь я бы получала за индивидуальную работу с ребенком 11 рублей в час»
Анастасия Пахомова, педагог-психолог «Школы здоровья» № 523:
Я не смогла доработать 2 недели до 10-летнего непрерывного стажа в №523 «Школа здоровья», потому что новый директор решила сэкономить и сократила ставку школьного психолога. У меня высшая квалификационная категория.
Понятно ведь — без учителей нет школы, а вот работа психологов и логопедов на первый взгляд не так заметна, можно попробовать и без них. Что с того, что учащиеся начальной школы лишились возможности стать внимательнее и усидчивее, лучше запоминать объяснения учителя, думать самостоятельно, лучше адаптироваться к школьной среде и коллективу сверстников. По мнению администрации, ученики старшей школы не нуждаются в помощи в выборе профессии, снятии стресса при подготовке к ЕГЭ и ГИА, помощи в решении конфликтов, так часто вспыхивающих в подростковой среде. Да и учителям не обязательно кому-либо жаловаться на взаимоотношения с отдельными учениками или целыми классами, искать и находить пути выхода из трудных ситуаций. Нынешняя реформа образования, массово сокращая психологов в школах, перекладывает все эти обязанности и груз ответственности на плечи учителей. Что в разы утяжеляет их труд и предъявляет дополнительные требования к квалификации, выполнение которых не всегда возможно. А ведь учителя теперь еще должны придумывать, какие из прежде бесплатных услуг надо по дороже продать родителям, что превращает их из первоклассных специалистов в деле познания, в низкопробных торговцев.
Переход школы на самофинансирование требует от учителей не таланта объяснять, а таланта продавать, навязывать и заманивать. Это совершенно не допустимо!
Предыдущая система государственного финансирования давала мне как школьному работнику пусть небольшую, но стабильную зарплату и социальные гарантии. Теперь, когда заработная плата меряется «человеко-часами» за индивидуальную работу с ребенком, имеющим трудности, я бы получала 11 рублей в час! Проще тогда сразу заниматься даром. В поисках дополнительного финансирования администрация требует от работников придумать как «они будут приносить деньги школе». И об этом, не стесняясь, говорится вслух.
Когда я вернулась из отпуска, директор сказала мне: «Берите тряпку в руки и идите убирать школу, другой работы у меня для вас нет».
Неправомерная политика государства в отношении финансирования школ и учителей дополняется, во многих случаях, сменой администрации школ, причем замена идет по принципу — хороший администратор, лучше хорошего учителя.
Так в школе 523, впервые за ее почти 50-летнюю историю, директором назначили заведующую детским садом Наталью Дорохину, которая ни одного дня своей трудовой биографии не отработала до этого в школе. За пять месяцев своей работы она создала такие условия, что школу, по тем или иным причинам, покинуло 19 членов педагогического коллектива. Понятно, что многие были ею сокращены с целью сокращения финансирования. В первую очередь пострадали специалисты самой высокой категории, те, которым положены наибольшие надбавки к зарплате. Так из школы ушли: заслуженный учитель России, почетный работник образования, кандидат наук, народный мастер России, семеро специалистов высшей квалификационной категории. Мне в августе месяце, сразу послы выхода из отпуска, было сказано: «Берите тряпку в руки и идите убирать школу, другой работы у меня для вас нет».
Прежняя государственная система финансирования была далеко не идеальной, однако она давала возможность учителю, психологу, логопеду, выполнять только свои профессиональные обязанности— учить, развивать, воспитывать. С переходом на самофинансирование им, помимо этих обязанностей, навязали прежде не свойственные и во многом противоречащие духу обучения функции — торговать, убеждать, выманивать, унижаться, просить. Теперь права и обязанности распределены крайне не равномерно — учителям оставили одни обязанности, а права передали администрации школ, родителям и представителям департамента образования.