«И предал я сердце мое тому, чтобы познать
мудрость и познать безумие и глупость:
узнал, что и это — томление духа;
потому что во многой мудрости много печали;
и кто умножает познания, умножает скорбь».
Библия, Ветхий Завет.
Экклезиаст, глава 1, ст. 17, 18

Помните? Хорошая была песня. На выпускных вечерах и «последних звонках» исполнялась, буквально во всех школах. Только раньше эта строчка немного иначе звучала. Ничего удивительного, поскольку в нынешние интересные времена дети тех, кто еще это помнит, а уж внуки наверняка, в школу не ходят. Они, в полном соответствии с недавно принятым «Законом об образовании», посещают образовательные учреждения. Различные ГБОУ, ГКОУ, ГБПОУ, ГБОУДО и прочие. Первая буква «Г» в этих аббревиатурах означает «государственные», каковыми и являются в подавляющем большинстве бывшие школы, дворцы творчества и станции юных туристов. Очень характерная буква, вызывающая массу ассоциаций. Особенно у тех людей, которые еще помнят, что такое «ассоциация»…

Насчет «…Учитель нас проводит до угла» тоже уже не актуально. Отныне детей будут учить и воспитывать не учителя, а бакалавры и тьюторы. Исчезает из дипломов российских педагогических вузов профессия, пережившая даже не века – тысячелетия! Исчезает, надо полагать, закономерно. Надобность в этой профессии отпала, как в незапамятные времена пропал спрос на работу специалистов по обработке кремня и охоте на мамонтов. В отличие от школы, работники которой призваны были учить, воспитывать и социализировать будущих граждан страны, современные ОУ всех мастей предоставляют образовательные услуги. Служение, таким образом, ловко превращается в услужение, а это, не только по моему скромному мнению, далеко не одно и то же. Грибоедов, помнится, тоже так думал.

Создается впечатление, что идеологи этой трансформации, глубоко изучив вынесенные в эпиграф статьи умозаключения библейского мудреца (а он, между прочим, еще и царем трудился), пришли к аналогичному выводу. Ну, а поскольку в умножении скорби ничего позитивного нет, число умножающих её следует, во-первых, сильно сократить и, во-вторых, возможности оставшихся в этом деле урезать. Чтобы, значит, не сильно умножали. И, разумеется, под неусыпным контролем основного заказчика услуг – государства, в лице начальства всех уровней. Тем более, что учителей этих развелось до неприличия много. Практически по каждой отрасли знания отдельный «умножающий скорбь», и каждому подавай зарплату.

Была, между прочим, еще лет десять назад интересная попытка сокращения количества школьных дисциплин и, как следствие, необходимых для их преподавания учителей. Собирались в старшей школе (10 – 11 классы) объединить в один предмет физику, химию, биологию и астрономию, обозвав это курсом естествознания. Преподавать получившийся винегрет должен был, естественно, один учитель. Таким образом предполагалось решить кадровую проблему, каковая все заметнее проявлялась уже тогда. Начальствующие от образования лица, будучи, видимо, не в курсе причин разделения дисциплин в конце XIX века, рассчитывали таким образом сэкономить невеликий образовательный бюджет. Ну и заодно, чтобы три раза не вставать, уменьшить непосильную нагрузку школьников и освободить местечко в расписании. Как раз потребовались свободные часы для дополнительной физкультуры, а также курса основ религии. Ничего путного из этой затеи так и не вышло. Впрочем, традиционные предметы все равно урезали, чтобы третий час физкультуры в сетку часов втиснуть. И в четвертом классе конфессионально окрашенные курсы ввели. Ну, и астрономия из школьной программы как-то незаметно исчезла насовсем. Что вполне логично — с религиозной картиной мира она как-то не монтируется. Неплохо было бы, конечно, и биологию в соответствующем духе подсократить, особенно в части происхождения человека. И из зоопарков, на всякий случай, приматов убрать. Не дай бог, увидит ребенок обезьяну, и сравнит с человеком. Или, того хуже – конкретную обезьяну с конкретным человеком. Дети попадаются очень наблюдательные…

До этого, по счастью, пока не дошло, однако курс биологии в одиннадцатом классе теперь отсутствует – все заканчивается в десятом. Предпоследняя по времени идея в области кадрового обеспечения образовательных учреждений заключается в сокращении времени подготовки будущего педагога до четырех лет. Причем львиную долю времени из этих четырех лет он проведет не учась, а обучая – на длительных практиках. Зато и сам педагог не будет перегружен излишком знаний (см. эпиграф), и учеников своих, в силу вышесказанного, перегрузить не сможет. А чтобы не терял физической формы – пусть побегает. Эта, совсем свежая, мысль осенила в марте 2015 года Министерство финансов. Правительству уже предложен соответствующий законопроект. В нем предусматривается работа учителей «по индивидуальному графику», в нескольких школах одновременно. Таким образом образовательный бюджет страны намерены в очередной раз «оптимизировать», в смысле подсократить.

Но вернемся к ныне превращенным в непроизносимые аббревиатуры школам. Одно из самых часто употребляемых слов в нашей сфере сегодня – слово «комплекс». Вместо детских садиков на сотню-полторы детей, вместо школы на пять-шесть сотен учеников уже образованы так называемые «образовательные комплексы», с числом детей, исчисляемым тысячами. Три-четыре школы, плюс столько же садиков соединены в единый организм, во главе с единым начальником. Порядок, стройность и красота системы просто завораживают. Всего шестьсот образовательных комплексов вместо двух с лишним тысяч школ по одной только Москве. Никаких тебе особенностей, никакой педагогической специфики, всё нивелируется. С точки зрения авторов идеи нивелируется, разумеется, по верхнему уровню для данного объединения. Как выразился ныне здравствующий начальник московского образования – в одной банке разные огурцы становятся одинаково хорошими. Полагаю, с засолкой огурцов этот господин лично никогда дела не имел. Со школой, по слухам, имел – лет сорок назад и весьма недолго.

В нашем деле, обычно, результаты любых реформ проявляются через несколько лет. Однако в данном случае, вопреки специфике отрасли, результат учиненного повсеместного слияния проявился практически сразу. Даже раньше, чем сразу – в процессе этого действа. Конфликты внутри вновь образованных «единых» коллективов, конфликты между учителями и школьной администрацией, конфликты между детьми из объединяемых школ, конфликты между школами и родителями, а также между родителями и родителями, конфликты, конфликты, конфликты… Тем не менее, создание образовательных комплексов было объявлено успешным и благотворным практически сразу, еще на той стадии, когда этот процесс деликатно называли экспериментом. Физматшкола объединяется со школой для слабослышащих и, для особой крепости «рассола», добавляется еще одна, где учились дети с девиантным поведением. Специалисты в области сурдопедагогики и психологии сокращаются, классы перемешиваются. Официально это безобразие называется инклюзивным образованием.

Такое, действительно, существует. Видел собственными глазами – в Финляндии, в США, в Исландии. Ребенок с ДЦП учится в обычной школе, в обычном классе. Вот только сопровождение его необычное – каждого персонально опекают два педагога. Персонально и постоянно, от момента появления его в школе, и до момента передачи родителям. В российском варианте инклюзии это не главное. Слабослышащий ребенок, ребенок-колясочник оказываются в обычном классе, в окружении своих сверстников, не имеющих таких проблем. К тому же — в здании-пятиэтажке, 1959 года постройки. Попробуйте, хотя бы мысленно, поставить себя на его место. Или, хотя бы, на место его родителей. Настоящая инклюзия стоит дорого, очень дорого. И она допустима, конечно – в тех случаях, когда возможна. Для данного конкретного ребенка, в данной конкретной школьной среде. С точки зрения нашего образовательного начальства же главное, что все огурцы ДОЛЖНЫ быть одинаковыми! А если не становятся, вопреки приказу, надлежит строго спросить с учителей. Не имеет значения, что их никогда не учили работать с детьми, имеющими те или иные особенности в физическом, психическом или интеллектуальном развитии. Подучить, в крайнем случае, на курсах повышения квалификации, часов семьдесят – сто, и пускай работают. Не справляются – уволить. По несоответствию недавно обнародованному Профессиональному Стандарту учителя. Согласно этому Стандарту, каждый педагог обязан знать и уметь всё. Вообще всё – от специальной педагогики до, утрируя, игры на арфе и в волейбол. Пока, правда, его введение отложено, однако Стандарт этот продолжает выполнять для учителей функцию Дамоклова меча. К слову сказать, во времена моего студенчества существовал в МГПИ Дефектологический факультет. Учились там шесть лет, получали два диплома. В основном это были девушки. Сурдопедагогика, тифлопедагогика, олигофренопедагогика – одних названий специальностей хватало для того, чтобы юноши туда просто не шли, несмотря на повышенную стипендию.

Возникает закономерный вопрос: а что же учителя и родители? Неужели спокойно принимают все это, не пытаясь хоть как-то защитить свою любимую профессию и собственных детей? Как ни грустно это признавать, но – да. В большинстве случаев, именно так. Исключения редки и, в силу своей редкости, плохо заканчиваются для тех, кто пытается всей этой инфернальности противостоять. Для учителей попытки сопротивления оборачиваются потерей работы; для родителей – потерей возможности для образования и социализации детей, и без того лишенных многих жизненных радостей. Беда в том, что любые реформы в образовании, как уже было сказано, имеют временной лаг проявления, и лаг этот велик – примерно от пяти до пятнадцати лет. Память человеческая коротка, к моменту проявления последствий причины их и, тем более, персоналии реформаторов, как правило, уже забыты. Спросить не с кого, а вот на что или на кого свалить ответственность за провал найдется всегда. Например, на тех же учителей, вечно виноватых абсолютно во всем. Или на родителей, просто не понимающих, что именно для их детей лучше. В крайнем случае, виноватыми оказываются директора, по самой сути работы которых обойтись без нарушений бесчисленных и бессмысленных правил просто невозможно.

Наблюдая на протяжении тридцати, а особенно последних пятнадцати лет то, что происходит в образовательной сфере вообще и в школьном образовании в частности, я, будучи учителем, последовательно прошел несколько этапов понимания. Первый этап: — реформы придумали идиоты, поскольку никакой связи между внедряемыми мерами и декларируемыми результатами не просматривалось в принципе. Через некоторое время возникла другая мысль – нас (учителей и родителей) держат за идиотов, готовых принять любую нелепицу, исходящую сверху. Практика показала, что эта точка зрения недалека от истины. Практически нулевая реакция широких учительских и родительских кругов на происходящее служит тому доказательством. Разве что по поводу ЕГЭ вяло посопротивлялись, да и то в основном не учителя и родители, а преподаватели высшей школы. Они почувствовали результат первыми, получив первокурсников, владеющих русским языком на уровне троечника-шестиклассника и математикой – примерно так же. В данном случае очень наглядно сработал тот самый десятилетний временной лаг: широкомасштабное внедрение ЕГЭ пришлось на 2004 год, а его очевидный и недвусмысленный провал – на 2014-й.

Последние по времени реформы приводят к очевидной мысли – образовательную политику диктует бухгалтер. При всем уважении к этой полезнейшей профессии, бухгалтер просто не в состоянии оперировать временными промежутками, выходящими за пределы финансового года. А потому бессмысленно и вредно, с его, бухгалтерской, точки зрения, вкладывать деньги во что-либо, что не даст положительного финансового результата до конца текущего года. Педагогика практически полностью вытеснена из сферы образования даже не экономикой – бухгалтерией. «Экономическая эффективность» школы – оксюморон, она по определению не может быть экономически эффективной, как не может быть таковой, например, армия – у нее просто иные функции и иные принципы работы.

Я далек от мысли о том, что все это многолетнее безобразие есть результат недомыслия, поскольку не раз читал и слышал выступления его идеологов. С некоторыми из них даже знаком. Вполне себе грамотные люди. Вот только грамотность и профессионализм их лежат в области, бесконечно далекой от педагогики. К тому же, занимая немалые посты с неплохими окладами, эти специалисты не особенно беспокоятся о перспективах получения образования их собственными детьми и внуками. В многотысячных «образовательных свинокомплексах» они учиться не будут. В Европе, США и Канаде достаточно школ любого уровня, с традициями и надлежащим уровнем профессионализма педагогов. В крайнем случае, и здесь вполне можно устроить некоторое количество школ особого типа, попасть в которые обычному ребенку будет крайне сложно. Требуется только заманить туда соответствующей зарплатой педагогов должного уровня, оборудовать всем необходимым для их работы и вывести эти школы из-под общего порядка контроля. Аналоги имеются в здравоохранении – всякого рода спецбольницы, спецсанатории и спецполиклиники разной принадлежности. Идея несложная, вот только вряд ли продуктивная. Педагогическая квалификация нарабатывается годами и базируется не на величине оплаты, а на профессиональной мотивации и способностях. И точно так же, как у каждого врача имеется «свое кладбище», у каждого учителя есть длинный список педагогических ошибок и неудач. Из «элитной» школы он вылетит после первой же жалобы родителей, которым показалось, что с их непростым ребенком неправильно работают. Останутся только те, кто будет работать исключительно «правильно». Результаты этой педагогики услужения заметны уже сейчас, а в обозримом будущем проявятся еще шире. В обычных же образовательных учреждениях, отныне многотысячных, учителя, галопом бегающие по нескольким местам работы и задавленные непомерной горой отчетности, вообще теряют возможность заниматься собственно педагогикой – образованием и воспитанием будущих граждан. Из малограмотного и дурно воспитанного поколения никогда не сложится общество. Для него возможны только два варианта. Это либо толпа, легко управляемая и способная только пастись на указанном пастбище, либо строй, состоящий из штампованных единиц и годный для выполнения ясно и четко поставленной задачи. При этом искать новые пастбища скоро будет некому, и грамотно командовать строем – тоже. Как поведет себя стадо, когда вся трава будет съедена? Как поведет себя строй, когда некому будет им управлять? Откуда возьмется сила, если знание останется в прошлом и уйдет вместе с его носителями? Увы, напрашивается только один ответ – ниоткуда не возьмется. Силы просто не будет. И никакие меры по усилению патриотического воспитания и повышению духовности ничего в этой нерадостной перспективе не изменят.

Леонид Перлов, учитель, г. Москва
Статья опубликована в журнале «Знание-Сила», №9-2015